Max писал(а):Юлия, а можно подробнее по этому вопросу?
Попробую.
- По поводу Союза Хоругвеносцев я часто слышала определение - провокаторы.
Вот ссылка
http://pandoraopen.ru/2010-02-02/k-vopr ... izheniyax/
Сайт, правда, тот ещё. Но фотки руководящего состава стоит посмотреть.
Поэтому, предполагаю, что они и Свнидзе - две стороны одной медали. Мне неинтересны обе.
По поводу Грозного процитирую кое-что
"...Русское Средневековье — это мир, принципиально отличающийся от нашего. Люди тех времен иначе думали, иначе веровали, иначе воспринимали время и пространство, имели иные нравственные идеалы, иное отношение к человеческой личности.
...когда старый этот мир переживал расцвет, каждому его жителю предназначалась роль и место в общественной системе. Личность человека была важна постольку, поскольку ему предназначалось принять участие в мистерии жизни, уйти за кулисы и там получить оценку Высшего судии. А значит, главное предназначение христианского общества и государства состояло в том, чтобы обеспечить наилучшие, наиболее комфортные условия всех "актеров". Отказ от игры и от полученных вместе с ролью в спектакле прав и обязанностей, от места в жизни, от предназначения, оценивался прямо противоположно современным этическим образцам. "Бунт против системы", "обретение себя", личная независимость, выход за общепринятые нормы, попытка сломать их, воспринимались не только и даже не столько как преступление, сколько как мерзость или дурость. Человек-вне-общества, он же, по терминологии того времени, гультяй-меж-двор обретал для современников дурной смысл. Общественные тяготы переносились с терпением и смирением — это одна из важнейших черт Русской цивилизации. Люди видели в трудностях земных отблеск легкости небесной, спасение души стояло не порядок выше любых других личных приоритетов.
Общественный механизм XIV—XV вв. напоминал большую деревню, где каждое княжество и каждая аристократическая республика представляли собой теплый, ухоженный дом, посреди них высился храм общей для всех митрополии, а над крышами простирала Покров сама Богородица. Создание единого Московского государства превратило деревню в один очень большой дом, храм митрополии в домовую часовню патриархии, и лишь Покров остался прежним. Однако это были изменения, поглощенные цивилизационным постоянством Руси. Их глобальный характер почувствовали только высшие слои общества, поэтому социальные конфликты XVI столетия в основном имеют верховой характер и не затрагивают толщу русской жизни.
В этом громадном доме общий порядок ни для кого не предусматривал исключений. Государь и митрополит (а затем патриарх) были включены в действо. Им так же не полагалось выламываться из общей системы, как и последнему бедняку-крестьянину. От них требовалось даже более неуклонное следование роли, поскольку оба "играли" на виду у всего государства. И земная, т.е. общественная оценка их жизни производилась традиционным обществом именно по критерию соответствия предназначению. Если всем прочим социальная мобильность, сохранявшаяся в старомосковском обществе XVI в. давала возможность по собственному желанию или по непредвиденным обстоятельствам переменить роль, судьбу и предназначение, то монарху и высшему архиерею страны можно было "уйти на пенсию" только в монахи или на тот свет.
Иван IV возжелал не только править страной и народом, но и отделиться от них, встать над ними, преобразиться в независимую силу, ничем не сдерживаемую и ничем не ограниченную в своих планах и действиях по отношению к подданным.
Законодательного, правового ограничения ему и впрямь не существовало. Ни византийское, ни русское право его просто не предусматривало. А современные политологические представления о природе власти, социальная философия, навеянная духом эпохи Просвещения, в принципе непригодны для того, чтобы устраивать суд над государями старомосковскими и их временем. Невозможно и бессмысленно требовать от грозненской эпохи соответствия каким-то невнятным "общечеловеческим ценностям", за которыми кроется рублефицированный либерализм. Но это не значит, что Московское государство в зените существования своего не знало высшего смысла и высшей правды, подчиняться которым должны были в равной степени и царь Иван Васильевич, и какой-нибудь гарнизонный пушкарь из Шацка.
А смысл этот и эта правда таковы: государь — всего лишь первый из христиан, равных перед Богом. Истинный царь — Царь Небесный, и все жители православной державы ходят под рукой Его, смиренно подчиняясь Его воле, чтят Его заповеди, и хлеб насущный принимают из Его невидимых рук. Над царем, таким образом, стоит суд Бога, точно так же, как и над каждым из его подданных. И подданные вправе заниматься "критикой справа", т.е. ставить вопросы: относится ли к ним государь, как к членам огромной христианской общины, иными словами, как к членам колоссальной семьи? Он имеет право на строгость точно так же, как и всякий отец семейства, но и заботиться о семействе точно так же обязан — как о родне.
Иван III, гениальный политик, оставил своему сыну Василию страну, находящуюся на пике цивилизационного развития, мощную, богатую, получившую наследие утонченного византийского интеллектуализма, бурно развивающуюся, защищенную энергичной дипломатией и свирепым войском выносливых воинов-помещиков. Василий III был достаточно хорош, чтобы не потерять основных приобретений отца и не ставить перед несущимся на полной скорости цивилизационным эшелоном искусственных препятствий. Даже русская служилая аристократия, своевольная и самолюбивая, отдала не столь уж много в период правления Елены Глинской, а затем в юные годы Ивана Васильевича. И вот молодой царь взял вожжи в руки. Система управления пестрым военно-служилым классом, огромной территорией, полусложившимися сословиями, да еще в условиях постоянной готовности драться насмерть, отражая нашествия с юга и востока, оказалась безумно сложной. Церковь занята была важными реформами, иосифлянство и нестяжательство сцепились в клинче. Правильно выстроенные отношения с Церковью стоили дорогого, но добиться симфонической гармонии оказалось непростым делом. Россия тех лет имела невероятно запутанное, да еще не до конца сформированное устройство, все оставалось в движении, ничто еще не успело застыть. Чтобы адекватно править страной, требовалась колоссальная воля, твердость, холодный изощренный ум и, одновременно, чувство равновесия. Система адекватно действовала, покуда правитель видел, влияние каких групп требуется уравновесить, кого поддержать, а кому дать укорот, на каких условиях включить бывших властительных князей в московские правительственные круги, когда стоит им прощать фронду, а когда прощать нельзя, и требуется применить силу.
Иван III идеально подходил для этой задачи. Иван IV унаследовал от деда один только масштаб мышления. Будучи нервной, артистической натурой, он больше умел выглядеть великим правителем, нежели быть им. Он слишком многого ожидал от благоприятных обстоятельств и слишком быстро впадал в уныние, когда ситуация осложнялась. Государь не обладал должной твердостью и должной волей. Поэтому, испугавшись сложности и динамизма административной системы Московского государства, Иван Васильевич попытался заменить постоянную, нешумную деятельность хладнокровного манипулятора мерами экстренного характера, упорство в достижении целей простою жестокостью, христианскую нравственность лицедейством. Иван Васильевич не имел права поддаваться истерике, холить и лелеять нервную хлипкость. Он государь, с него и спрос другой.
Государь Иван Васильевич был исключительно богомолен, совершал то и дело паломничества в монастыри, даже пищу крестил за обедом. Он заказывал молебны по душам собственноручно им или по его приказу убиенных людей, приказав составить огромные синодики. И, насколько можно судить, покаяние государя было искренним и глубоким. Он непоколебимо стоял против ересей, не допустил в страну протестантизм, а в годы, когда Московской митрополией правил Св. Макарий, установил с Церковью добрые отношения.
Однако.
Первый воевода страны, он добился к концу царствования очень сомнительных успехов. Где-то территория его державы расширилась, а где-то страна понесла утраты. Нет ни очевидного успеха, ни очевидного провала. Но цена, заплаченная за этот зыбкий баланс приобретений и утрат, непомерно высока. Россия, страна редко заселенная, располагавшая сравнительно небольшой армией, которая должна была проявлять крайнюю мобильность, чтобы успевать повсюду и везде, потеряла слишком много представителей военно-служилого класса, притом самый цвет его, т.е. людей, относящихся к самой верхушке. Боясь собственных служилых аристократов, гневаясь на них за изменные замыслы, и уничтожая их под влиянием страха и гнева, Иван IV нанес огромный урон обороноспособности страны.
Царь отвечал перед Богом за сохранность отданных ему под руку единоверцев. Отчего же он допустил московский разгром 1571 года? Отчего он не смог защитить столицу православной державы от басурманского нападения?
Первый дипломат страны, Иван Васильевич упустил несколько удобных возможностей выйти с малыми потерями и большим прибытком из тяжелой Ливонской войны; не сумел подружиться с Крымом, хотя у деда его получилось сделать агрессивных крымских ханов своими союзниками; не смог найти для истекающей кровью России надежных и сильных союзников; бывал заносчив с иностранными государями, когда Бог попускал его державе успех, но в положении просителя впадал в униженное состояние.
Свою особую роль самодержца в христианском мире, особые пути спасения его души, особые его права Иван IV объявлял публично, не стесняясь несовпадения всего этого с учением Церкви. Государь произвольно толковал Священное Писание.
Опричное сборище и, в частности, "Слободской орден", с религиозной точки зрения, толкуют по-разному — то как подобие монашеского ордена, то как подобие эзотерического камлания или прямо бесопоклоннической секты, устроители которой сделали посмешище из богослужения. Среди всех мнений об опричных порядках особенно важно свидетельство архиерея и очевидца происходившего — Св. митрополита Московского Филиппа. А он в опричных обычаях, опричной одежде, повадке опричников и склонности их к пролитию крови не увидел ничего христианского.
Первый русский царь заключил больше браков, чем позволяли ему каноны православной Церкви. Любил ли он своих жен — знает один Господь. С некоторыми из них Иван Васильевич поступал сурово, с иными — заботливо. Будучи в браке с одной из них беззастенчиво женихался к иностранной государыне, а потом к ее родственнице, не видев, между тем, ни той, ни другой…
Наконец, отношения первого русского царя и Церкви были далеко не безоблачными. До несчастного дня 31 декабря 1563 г., когда скончался Св. митрополит Московский Макарий, государь находился под его благодетельным влиянием, и это было доброе время для страны, для Церкви и для высшей власти. Наследовавшим от него Московскую кафедру архиереям приходилось хуже и солонее. Митрополит Филипп восстал против опричнины и погиб. В разное время помимо святителя Филиппа от царя и его приближенных пострадали и погибли иные архиереи, в том числе настоятель Псково-Печерский Св. Корнилий, Новгородский архиепископ Леонид, архиепископ Рязанский Филофей, архимандриты московских Симонова и Чудова монастырей Иосиф и Евфимий, архимандрит Солотчинский Исаак, архимандрит Троицкий Памва, архимандрит Антониево-Сийской обители Геласий, нижегородский Печерский архимандрит Митрофан, причем на долю Леонида выпала страшная, мученическая смерть. По приказу царя были убиты многие священники, монахи, церковные слуги и служилые архиерейские дворяне. Архиепископа Новгородского Пимена, лишив сана, заточили в веневский Никольский монастырь.
Помимо казней, опал и ссылок в отношении людей духовного звания, государь беззастенчиво вмешивался в церковную жизнь, вертя ею по своему произволу. Фактически он низвел митрополичью власть до уровня какого-то простого приказного администрирования. Современники и ближайшие потомки разное писали о состоянии общества в грозненское время. Но никто ничего доброго не сказал об отношении царя к Церкви.
Вот отрывок из речи патриарха Московского и всея Руси Алексия II к клиру и приходским советам храмов города Москвы: "Если признать святыми царя Ивана Грозного и Григория Распутина и быть последовательными и логичными, то надо деканонизировать митрополита Московского Филиппа, преподобного Корнилия, игумена Псково-Печерского, и многих других умученных Иваном Грозным. Нельзя же вместе поклоняться убийцам и их жертвам. Это безумие. Кто из нормальных верующих захочет оставаться в Церкви, которая одинаково почитает убийц и мучеников, развратников и святых?" Вот слово архимандрита Макария (Веретенникова): "Напомню, что за время правления Ивана Грозного единственным митрополитом, который скончался своей смертью, оставаясь главой Церкви, был святитель Макарий. Все остальные митрополиты либо сами покидали престол, либо их низводили. О какой же святости после этого можно говорить?" Столь значительные и уважаемые архиереи наши, как митрополит Санкт-Петербуржский и Ладожский Иоанн, а также митрополит Волоколамский Питирим бывало, высказывались положительно о государе Иване Васильевиче, но никогда не призывали к канонизации Ивана IV.
http://www.apn.ru/publications/article1553.htm
По нимбам
http://missia.od.ua/in-form/121-car-iva ... j-ili.html
Нимб - византийская традиция, которая свидетельствует о почитании государя как помазанника Божия. Но это никогда не говорило о личной святости. Так, фрески Архангельского собора Московского Кремля изображают всех погребенных в нем до 1508 г. великих князей с нимбами, а все надгробные эпитафии содержат слово «благоверный». При этом далеко не все погребенные князья и цари прославлены Русской Церковью.
А вот здесь очень неплохо об иконопочитании
http://www.zavet.ru/govorun01.htm